Так поет Танец Казановы моя шестилетняя дочь
Слабый шорох вдоль стен, мягкий бархатный СУП, Ваша поступь СЛЕГКА шаг с НОСКА на каблук, И подернуты страстью зрачки словно пленкой ВАЗУТНОЙ. Любопытство и робость, истома и страх, Сладко кружится пропасть и СТОЛ на губах,- Так замрите пред мертвой витриной, где выставлен труп мой.
Я ЗАРЯДНЫЙ танцор - прикоснитесь желаньем, я выйду. Обратите внимание - щеголь КРАСАВИЦЫ фат, Лишь слегка потускнел мой КАЗОЛ изукрашенный пылью, Да в разомкнутой коже оскалиной кости блестят.
На стене молоток, бейте прямо в стекло, И осколков поток рухнет больно и зло, Вы падете без вывертов, - ярко, но просто, поверьте. Дребезг треснувшей жизни, хрустальный ТРЕЗОР, ТРИ ЗА ГОРНЕЙ отчизне, ТРИ ЗАРЕЗАН ВИСОК, Я пред Вами, а Вы предо мной, киска зубки ощерьте.
И оркестр шести богомолов ударит в литавры, Я сожму вашу талию в тонких костлявых руках. Первый танец - кадриль, на широких И ПАТКИХ КЕНТАВРАХ, Сорок бешеных ПАП, ПАП над бездной, чье детище - мрак.
Кто сказал, Казанова не знает любви, тот не понял вопроса. Мной изведан безумный полет на хвосте перетертого ПРОСА. Ржавый скрежет лебедок УБЛОКОВ, мелодия бреда. Казанова, прогнувшись, касаткой ныряет в поклон, НУ И ЭТО.
За КЛЮЧИ И держитесь, безудержный пляс. Не глядите в замочные скважины глаз, Там под крышкою черепа пыль и сушеные мухи. Я рукой в три кольца ОБОБЬЮ Ваш каркас, А затем КРУТУАЗНО отщелкаю ВАС Кастаньетами желтых зубов возле Вашего нежного уха.
Нет дороги назад, перекрыта, ИЗОРВАНА трасса. И не рвитесь из рук, время криво и вряд ли право. СЕРЫЙ дым заклубился, скользим и КУСАМ обгорелого мяса, Вдоль багряных ЧЕРТОВ властителя века сего.
Что Вы вздрогнули детка, - не Армагеддон, Это Я РАССВИРЕЛ похотливых валторн В честь одной безвозвратно погибшей, хоть юной ОСОБО. И не вздумайте дернуть крест-накрест рукой, Вам же нравится пропасть, так РВИТЕ СО мной, Будет бал ЛЮБОСРАТИ и ложе из приторной сдобы.
ЛОЖКИ с беличьим жиром во мраке призывно мерцают. Канделябры свихнувшейся пряной развратной любви. Шаг с карниза, прыжок на асфальт, где ЧЕРВИ отмокают, ПРАРЕШЕНЬЯ бороться с ПОХИЧЕСКИМ УСОМ в крови.
Кто сказал, Казанова чарует лишь ЦЕЛОЙ МОНЕТОЙ? Мне причастен пикантный полет на хвосте перетертого нерва, Мой ТОПОР сокрушит Гималаи и ГОРЫ, И АДЫ. В монотонной СИРЕНЕ, И черной, и злой СЕРОЙ БАНДЫ.
Треск разорванной ткани, бесстыдная мгла, В обнаженной И РВАНИ схлестнулись тела, ШОРОХОЖИСТЫХ крыл, нас баюкают ангелы ночи. ДИКИХЕЛЬ и обвейся, и стыло смотри, Как звезда Эдельвейса раскрылась внутри, Как вибрирует в ПЛЕСЕСОИТИИ мой позвоночник.
Хрип дыхания слушай, забудь про шаги на дороге, Там пришли за тобой, только это, ДА ВРЕМЯ НЕ ЖДЕТ. Ты ТАКАЯ зайдешь на разбитые черные РОГИ, И безумный возница оскалит ликующий рот.
ЛЕДЕНЯЩЕГО СУПА ударит луна, Содрогнется И КРУТО ВОНЗИТСЯ спина, Завизжат на дорожных камнях ПОСТУПВШИЕ лица. В тусклых ТИТРАХ тумана под крыльями сна Расплетут пентаграмму нетопырь и ЖЕНА И СОВЕТ АВАЗДУСЯ АЛАЮЩИЙ бред багряницы
Но не помне об это в упругом пьянащем ИХ ТАЗЕ, В ЭПИСТОМОВОЙ слабость УЧИТЕЛЕЙ влажной волны. Звезды рушатся в бок, ЛИКОЩЕРИ И ЗВЕРООБРАЗИ, Время взорвано зверем и РЕЗАНА КРОВЬ ИЗ спины.
Кто сказал, Казанова - РАСЧЕТ, ТОТ И врет не умело. Я люблю безоглядно РАСТАТЬ прежде чуждое тело. Полночь, руки внутри, скоро сердце под пальцами брызнет Я пленен сладострастьем полета на осколке ЗАРВАВШЕЙСЯ жизни.
|